похожа на буквы,
написанные левой рукой.
Написанные быстро и крупно,
только ни слова не разобрать.
Потому будто сами собой
прекращаются разговоры
а потом будто сами собой начинаются.
Начинаются непременно со слова «играть».
И белые ветки качаются.
И черные тоже качаются.
Ломаная линия бора
никогда не уходит во тьму.
Ломаная линия бора
сама себе тьма.
Навсегда сама себе тьма.
Все, что не пища костру, есть пища уму.
Потому здесь можно сойти с ума
и нестрашно сойти с ума.
(Так иногда в разговоре с ребёнком
Теряешь нить разговора
и на вопрос: «Откуда бывает зима»?
вдруг говоришь: «Скоро, совсем уже скоро»).
Здесь только живое и мёртвое —
нет ничего неживого.
Кажется, кроме тебя самого
нет ничего неживого.
(Ты – неживой, оттого
тебя здесь оставили одного;
того, кто сейчас разговаривает с тобой,
оставили одного,
и теперь он уже другой.
И у вас на двоих одно почти неживое слово).
Олово медленных рек
собирается в мёртвую реку.
Поднимает от белого дна
песок, голавлей, память, разбухшие щепки.
В чёрной реке, крепкий, как детский сон,
плавает чёрный сом.
Нет – человек. Чёрный, но человек.
Приходит большая волна.
Нет человека.
Сом?