В Медвежьегорск мы прибыли по расписанию, ровно в 11 утра. В принципе, единственный шанс проехать 650 км до Вологды по пустой из-за 9 мая дороге, перекрытой ещё и для движения фур, заключался в немедленном старте в сторону Повенца и надежде застопить каких-нибудь добрых людей, едущих к родственникам, например, в Вытегру. Однако , за длительный путь искпедиционный корпус весьма оборзел, привыкнув к удачам. Кроме того, нас встретили живые и варёные раки
, симпатичный вокзал дореволюционной постройки всё ещё отапливаемый по зиме дровами,
, и демонстрация местного населения. Говорят, будто народ собрался в честь Дня Победы, но мы-то с вами понимаем…
Всё происходило чинно и торжественно, только вот униформа молодых людей явно стала плодом некоего сумрачного гения
К довольно милым голубым курточкам зачем-то были приспособлены синие спортивные штаны с лампасами и чёрные ботинки — и у мальчиков, и у девочек. Без смеха смотреть было трудно. Но мы с Плюшкой старались.
Дальнейшие праздничные мероприятия вроде концерта и дискотеки обошлись без нас, а мы пошли фотографировать маленькую речку и большую Онегу с дымящимся льдом
Потом хотели ещё полазать по прекрасно сохранившимся в горах ДОТам, но рудиментарное чувство времени таки взыграло, и в 14-00 искпедиция покинула Медвежьегорск, предварительно пообедав колбаской на окрашенных в жёлтый цвет скамейках. Скамейки эти, как оказалось, красили специально к празднику. Я, как человек сидящий на попе ровно, испачкался не сильно, а вот Плюшкины вельветовые штаны были торжественно умножены на нуль. Впрочем, она в них ещё ходила до самого Питера. Просто к тому моменту искпедиция вступила в полосу финансовой неустойчивости. Попросту говоря, у нас закончилось бабло и пополнить его запасы удалось лишь в Санкт-Петербурге.
На пригородном автобусе мы прибыли в Повенец. Ну, что сказать… Реально — всему свету конец. Жалкий праздничный рыночек, горелые дома, пустые улицы, большая школа, похожая на динозавра, облезлый Дом Культуры.
Впрочем, этот населённый пункт, ныне лишённый даже районного статуса, знал разные времена: столица борьбы с раскольниками, один из самых крупных Петровских заводов, ключевой пункт «Осударевой дороги», затем — упадок. Потом опять борзенькое восстановление на рыбе и прочей торговле. Случевский вот писал, что душевой доход в городке к концу 19 века был самым большим на Северо-западе, даже превышая среднемосковский. Потом построили Беломорско-Балтийский канал, смыв часть города. Потом, отступая во время войны, наши взорвали шлюзы, утопив кучу немцев и весь исторический город полностью. Затем два с лишним года линия фронта, проходившая прямо по каналу... Упадок канала и самого Повенца. Бог знает, чего дальше будет.
Музей Канала по случаю праздника был закрыт
и мы двинулись на выход, к очень, мне кажется, красивой церкви в память жертв Канала. Полный новодел, интересное сочетание деревянных верха и низа с каменной серединой. Короче, мощно смотрится с обеих сторон канала.
А КПП на канале такой, советский совсем
И надписи не ходить-не ползать–не фотографировать-не дышать. При нас по каналу ещё и никто не плыл.
По дороге, кстати, тоже никто не ехал. Плюшка, утомившись, задремала
.Ну, не то чтоб машин не было совсем, были, но до ближайшего поворота или, наоборот с мурманскими номерами. Те шли загруженными под завязку, с тремя как минимум пассажирами и собакой. За рулем сидели зомбоиды, обращённые ликом к Крыму. Короче, через полтора часа нас подобрал дедок на Ниве, везший картошку в деревню. Никогда не думал, что буду так рад машине, идущей в правильную сторону всего-то 20 км. Потом в тот день я ещё ехал на ящиках с рыбой и в салоне москвича-каблука, согнувшись ракообразно.
Названия населённых пунктов какбэ символизировали
А вокруг было красиво
Последняя машина уже под начинающимся дождиком довезла нас к отвороту на Пяльму, это как раз на границе Медвежьегорского и Пудожского районов. Самые названия, казалось, символизировали обильный трафик и густую населённость. Обочина носила следы пребывания сотен дальнобойщиков
,но самих водил замечено не было. Говорю ж: девятое мая.
Вскоре началась гроза. Не скажу, что подобных гроз не видывал, но лило вправду мощно. И молнии красивые случались: через полнеба, цепочкой. Будто одна другую включала. Мы сидели на остановке, особо не мокли, но я иногда всё ж выскакивал стопить машины. Движуха оставалась дивной: с 7 до 9 часов вечера прошло ровно три легковушки и те
Когда гроза утихала, было хорошо слышно соловьев и всяких кукушек. Если верить последним, Плюшке и мне придётся жить лет по 300-350. Это, в общем, неплохо. Кстати, с удовольствием и много похвалю Плюшку. Любая из шестисот или семисот знакомых мне девачек на ее месте бы восплакала. Ну, не совсем восплакала, но проявила б недовольство. Плюшка же надела на себя всё носимое, завернулась в спальник, и, сказав: «Ты придумай что-нибудь, а я посплю», уснула.
Придумать что-то было весьма сложно. Вот разве топать под дождем в эту самую Пяльму, так и то, когда Владимир Солоухин (вы его знаете — Веничка Ерофеев просил вас ему в солёные рыжики плюнуть) в 1956 г. шарашился пешком по Владимирской области и ночевать просился, его, как правило, нах слали. А теперь времена совсем дивные. Да и собаки опять же.
На остановке и прилежащей помойке собак не было, зато появились тени лисиц. Самих тварей было не видно, а тени вполне. Они сначала пугались фонарика, но потом привыкли. Вслед за ними могли появиться, например, тени росомах. Или рысей. Плюшка, впрочем, боялась только медведей. Когда я разбудил её глянуть лисок, спросила:
- А если тебя медведи съедят, что Любе передать?
Говорю ж: славная девачка.
Короче, я решил стопить в обе стороны. Ну, чтоб с помойки уехать в цивилизацию. И к полуночи это удалось. Застопился междугородний автобус в Петрозаводск, свезший нас на 70 км обратно, до Габсельги. Мы, там едучи, заметили кафе. Оно, правда, оказалось закрытым, зато рядом горел фонарь и была колонка. Плюшка снова залезла в спальник. Ещё через час, стало быть, в начале третьего пополуночи, мне остановился грузовичок Форд. В кабине уже сидел пассажир — мелкий пацан до Пудожа — поэтому водитель сначала двоих не брал. Однако я сказал, что лягу спать в кузов (он был крытый, с тентом) и всё получилось.
В Пудож прибыли уже на рассвете, примерно в пять. Идти до выезда там надо через весь город, благо невеликий совсем. Только вышли на улицу, подкатили менты:
- Почему вы ходите по проезжей части? А если машина сзади выскочит?
Ага. В Пудоже, в пять утра. Других машин за всю дорогу по городу (километров 5) мы так и не встретили. А милиционеры вот остановились около дощатого строения небесно-голубой раскраски. Там сидел возле открытого окна их коллега, заполнявший важные бумаги.
Плюшка на середине безлюдной улицы громко-громко произнесла:
- Ой, а почему у них менты в голубом сарае сидят?
И потом долго удивлялась, за что я ее быстро увёл, оный сарай сфотать не позволив. Вообще, Пудож, в отличие от Повенца, был не центром борьбы со старообрядчеством, но напротив — рассадником оного. Исходя из сравнительного состояния городов, древлеправославная вера в тех краях победила.
Впрочем, обе церкви, виденные нами в Пудоже, принадлежали московскому патриархату, хотя одна из них походила на молельный дом, а другая — на нечто протестантское.
На выезде из города, возле большого моста через Водлу мы застряли ещё на полчаса: трафик слегка был, но почти все уходили направо, в Подпорожье, потом добрались до отворота на Черноречье (вот количество Чёрных речек в России уступает только числу селец Ильинских) и там приготовились ждать долго-долго.
Мимо по-прежнему шли Мурманские легковушки. Водитель одной даже остановился:
- Ну, смотрите: куда я вас посажу? Спереди жена, сзади собака и багажник полный.
На багажник мы и не претендовали. Впрочем, на этой позиции мы висели недолго. Самозастопившееся такси подкинуло нас задаром километров 15. Там Плюшка-таки запела. Понимаете, она очень терпеливая, но прожорливая — каждый день есть просит. А времени было только полдевятого и магазин в селе не открылся.
Придумать я ничего не успел, потому что застопил Питерский джип с начальником из дорожно-строительной фирмы. Он нас провёз очень далеко, до самой Вытегры, но на прощание напугал:
- Это вы тут думали, что машин нет. Щас узнаете, как их на самом деле нет. Тут три машины в час, а там, за депо, будет по две машины в день.
В общем, в Вытегре мы поели как надо, накупив колбасы в лабазе со языколомательным названием Вытегорочка, и стали ждать, готовясь к худшему. Даже в музей подводной лодки не пошли.
Впрочем, всё случилось по плану. До Депо нас подкинула пожилая семейная пара — мадам всё причитала, что не бывать нам сегодня в Вологде и вообще нормальные люди тут не ездят. За Депо оказался очень симпатичный железнодорожный переезд: такой раньше был на выезде из Перми в сторону Ижевска. Тут скорость у машин падает до 5 км/ч, водители на тебя смотрят внимательно, берут хорошо.
Точно: через 15 минут тормознул дед на сильно импортной машине, разговаривавший ну ОООчень по вОлОгОдски:
- У нас тут мужик рыся стрельнул, а тот застрял на деревянине, видать, чо-то его дёржит.
Дед ездил к другу в Вытегру рыбки ловить и скорости ниже 140 вообще не признавал. Это было крайне кстати: в Вологду мы торопились — там должно было состояться мероприятие, казавшееся мне крайне важным и пафосным. Ну, так меня напугали.
На самом деле, никакого пафоса, конечно, не было: на квартире замечательной Лены Смиренниковой собрались разные и очень хорошие вологодские поэты — Антон Чёрный, Маша Маркова, Паша Тимофеев, Наташа Боева, ну, порядочно, короче, народу. Почитали любимых стихов про войну, песен попели, пива попили. Паша ещё потом рассказывал, как в Италию ездил: цивильно, но прикольно. Очень классно посидели.
Потом все разошлись, а мы легли спать, завершив the longest day всей поездки, длившийся с 8 утра девятого мая до часу ночи мая одиннадцатого.