- Пустите меня, пожалуйста, сумки ж тяжёлые, девочка маленькая, как потащит?
- Пропуск есть?
- Нет.
- Идите выписывайте. Но вам его всё равно не дадут.
- Да ладно… я ж на пять минут. Паспорт вот могу вам оставить.
- Не положено. Мало ли кто чего таскает. А что в сумках?
- Да как обычно: гексоген, пластит, немного аммонала и подрывная вахабитская литература.
- Гы-гы-гы. Ну, ладно проходи. Вон там тележка есть, сумки подвезёшь.
Логика охранников это отдельная тема, но скажи кто при коммунистах, что в общагу придётся ходить мимо автомата, я б не поверил. Такое, вроде, было в Греции при Чёрных Полковниках, и то недолго. Ну, может ещё в каких-нибудь чилях при Пиночете. Общежитие – это ж свобода!
Самому жить в общагах как-то не довелось, но времени я провёл в них много. Самый, пожалуй, рай был в 1989-92-м годах. Чуть раньше, в 1988, когда я ещё учился в школе, у нас посадили родственника за погром в пятёре пермского мединститута, в Мотовилихе. Мишка ходил под условным сроком, а тут они с ребятами выщелкнули окно на первом этаже, застав хозяев комнаты во дрёме, и двинулись по коридору, круша двери и радуя освобождённых обитателей. Какая-то сволочь (ясно какая сволочь — коменда, сотовых-то не было) вызвала ментов, и ребята загремели по статьям «хулиганство» и «нанесение менее тяжких телесных повреждений».
Мишку жалко, хотя он, конечно, немножко не разглядел краёв. И творимое ребятами из Лобаново в общаге пермского сельхоза тоже беспредел. В сельхоз поступали малосоциализированные мальчики и девочки из деревень, по-этому местные их сильно грабили, а девочек ещё и успешно склоняли.
Я грущу не об этом, а о невинных и добровольных развлечениях. Например, о драках «помидоров» с «голубыми» (так называли курсантов ВАТУ и ВКИУ по цвету погон) в общежитии фармакадемии.
Иногда под раздачу попадали посторонние. Другу моему, Зуре, распороли бок розочкой. Кажется, ВАТУшники. Они вообще обычно побеждали. Впрочем, не всегда: в начале зимы 1991 г. человек восемь курсантов ВАТУ наваляли Мишке Н. из политеха. Отобрали все деньги, кроссовки новые, куртку. Пацан добежал к нам, в семёрку мединститута, где его худо-бедно одели. После этого Мишка пешком через камский мост чесал до комплекса политеха, там собрал народ — а у ребят уже появлялись кое-какие деньги — и на девяти машинах (три своих шесть вызывали) сорок ПГТУшников двинулись в бой. Тоже поразительно: в отсутствии сотовых курсанты узнали о надвигающейся расплате и попытались наладить точки долговременной обороны. Студенты, не предпринимая обходных манёвров, вынесли нахрен толстенную входную дверь вместе с коробкой и устроили рейд по комнатам. Кое-кому из будущих офицеров пришлось прыгать с третьего этажа. Чисто уже по приколу в одном из блоков выворотили унитаз, не отключая воду. Классно было.
У меня, кстати, от этой общаги воспоминания тоже самые светлые. Как-то нам с Антоном не дали, и мы упали рядышком на полу. Вроде даже уснули, но вдруг Антон жалобно так: «Андрюха, мне херово»! Причём по тому, как он произнёс последний слог, было ясно, рвотные массы уже на подходе. Я поднял Антошу, открыл ближайшую дверь и сунул его лик туда. Увы, это оказался не туалет, а шкаф. Смешно то, что хотя мы пили водку, а закусывали её двумя конфетками, девочкины трусики Антон переблевал так, будто съел барана. А потом этими же переблёванными одёжками укрылся и заснул.
А ещё нас повязали, когда мы лазили через второй этаж в общежитие института культуры. Там до нас кто-то накуролесил и приехали менты с собаками. А мы были очень радостные, потому что пока я лез, из кармана выпала бутылка страшно дорогой по тем временам водки и, упав на землю со второго этажа, не разбилась. И тут винт. Сержант предложил мне поцеловать в морду ментовскую собаку, тогда, типа, всех отпустят. Я забоялся и вообще нафиг: Зурин папа дружил с Большим Милицейским Начальником и нам никогда ничего не было.
В 1992 поставили турникеты и первое время было фигово очень. Потом как-то всё наладилось. Во всяком случае, рождение Фёдора в мае 1994 я отмечал в той же семёре ПГМА две недели безвылазно. Всё было мило и прекрасно, а стоило только вернуться в родной Закамск, сразу случилось сотрясение мозга.
А как Сашка допился, наколотил бутылок, сел с ними на кухню и кидался в проходяших! А как ещё один наш товарищ, распоровший после недельного запоя вены, будучи уводим в больницу, вырвался и стал пинать джип, откуда вылезли крепкие ребята, воткнули его и сопровождающих мордами в снег и поставили на бабки! А как Паша как в белой горячке бегал по пятёре ПГТУ: «Уберите!! Уберите этих с фонариками!!!». А как я в этой же общаге на дискотеке выиграл конкурс на самого пьяного! Меня просто вынесли на сцену и уговорили сказать привет. Первым призом была бутылка! А как в той же пятёре меня искали и хотели бить за то, что я с четвёртого этажа облевал двоих интеллектуалов, куривших на балконе третьего! А как после самогонки Саша, прекрасный ныне детский врач, проверял рукой, которая из конфорок электроплиты включена. Ожог третьей степени получил. А как… Да это не пост надо писать, а роман.
Кстати, последний раз мы бесчинно с последующей ночёвкой проникали в общагу пермского универа два года назад. Охрану миновали по отработанной схеме: трое зашли, один через час вышел.
- А эти двое где?
- Как где? Только что ушли. Пока вы курили.
- Значит, мы их вычёркиваем?
- Конечно!
Через 10 минут чел возвращается: «Ой, я зонтик забыл, пустите на пять минут»! Пускают уже не записывая и поехал трэш-угар.
Впрочем, есть альтернативное правильному мнение. Госпожа Елена Георгиевская
svarti в своих книгах любит писать об ужасах общаг и называет их «смесью тюрьмы и казармы». Возможно, она права. Но мне почему-то кажется, да и знающие люди говорили, что в тюрьме и в казарме ничуть не менее интересно. Впрочем, та же Георгиевская пишет, что девачки потом вспоминают годы, проведённые в общежитии, как лучшие в жизни. Что ж тогда о мальчиках говорить? Живём ведь как завещал великий Летов: «Проснуться, протрястись, похмелиться и нажраться, наутро проблеваться, похмелиться и нажраться…». Для этого общага идеальна. Была идеальна.