Жара градусов тридцать, от асфальта раскаленные струйки воздуха. Шум вертолета. Ментов на улице не видно. Потому что я так сказал. У турникета останавливаюсь на секунду. Вмятина от пули на нержавейке, стул в каморке вахтера усыпанный битым стеклом, похож на разрезанный торт «сладкая колбаса». Мы такой в детстве делали из варёной сгущенки с печеньем.
- Вперед.
Наматываю косу заложницы на руку, пистолет к подбородку. Сильно, наверное синяк будет. Был бы. Лицо лапочки запрокинуто вверх. Не худший вариант: увидит небо и верхние этажи домов. И этих уродов на крышах. Можно, конечно, повернуть ее мордой к солнцу – закроет глаза, будет не страшно. Хотя после того, что мои ребята, гуманисты-неудачники, делали с ней в эти три дня, желание у нее одно и вполне понятное. Сдохнуть побыстрей. Потерпи, милая, еще немножко.
«Да винтовка без патронов…» Хорошая песня, жалко, что последняя. Отшвыриваю телефон. Падает на тротуар, раскрывается разноцветной устрицей. И наушники словно глазки на усиках. Так, говорят, раки линяют, оставляя буркалы на покинутой шкурке.
-КАМЕРЫ НА МЕНЯ!!! Я СКАЗАЛ КАМЕРЫ НА МЕНЯ!!!
Ради этого и стоило жить. Камеры и так на меня. На кого же еще-то? Опрокинутые круглые стаканчики ненависти. Выгляжу видимо неплохо, вон даже эта красивочка из CNN боится. А девушка не самая трусливая. Я ее в репортаже из Алжира видел. Автограф что-ли попросить? Хорошо что я с собой в офис бритву захватил и смену одежды. Теперь рядом с подопечной идти не стыдно. У нее рожа в копоти, с фингалами, костюмчик разодран. Жалко всем. Половина мужиков из двадцати миллионов мужиков, пялящихся сейчас в экраны, не задумываясь бы за нее подохли. А меня б загрызли, наверное. Всё как надо. За то и боролись.
Микрофоны. Жёлтые яблочки, синие плюшевые кегли, какой-то придурок вообще на диктофон записывает. Не слышно ж ничего будет. Начинаю говорить.
Ни слова о политике. Иначе кто-то обязательно окажется на моей стороне. А я хочу чтоб меня ненавидели. Вы и так меня всегда ненавидели. Просто не знали, что ненавидели именно меня. Теперь узнаете. Я унесу вашу ненависть туда, где она нужнее.
Очень много рассказываю о родителях. Знаю, что мама здесь, в доме напротив. Любуется сыночком через окно. Позавчера ее подвели к домофону.
Я тут же грохнул пацана-рассыльного, скинул труп вниз и сказал, что если маму не уберут от здания, каждые три минуты буду убивать по заложнику. Тинейджер, кстати, рухнул до непорядочного быстро, совсем не как в кино. Я только заметил прикольные протекторы на ботинках, а разглядеть толком не успел. Пришлось потом специально спускаться. Вот зрители, наверное, офигели: какого хрена этот выродок сидит на корточках, разглядывая коричневые Гриндерсы кокнутого им ребенка.
Иисус был прав: «Враги человеку домашние его». Если бы все не получилось, как задумано, и пришлось бы заканчивать свою неудавшуюся и несложившуюся просто прыжком с балкона, я б в записке много чего написал о родителях. Знаю ведь, что не родной ребенок, а всё равно обидно. Федька вот тоже не от меня, так я ж над ним так не измывался.
Но эпистола есть эпистола. Вариант для бедных. В микрофоны я куда больше скажу. Жалко, что помереть можно один раз только. Говорят, при падении человека с очень большой высоты, раздается звук лопающегося арбуза. Представляете, как классно – услышать арбуз изнутри?
Говорю, говорю… Спокойно, деловым тоном излагаю чудовищные мерзости. Главное, сдержать чёртиков в глазах. Можно было надеть очки, но они обзору мешают. Похоже, всё. Тянуть больше незачем. Ребята сделали свое дело и уходят через коллекторы. Очень вовремя суётся какой-то умник с местного телевидения:
- Всё-таки, какие цели вы преследуете?
Ох, как хорошо…
- Мы пришли сюда потому что всех ненавидим. То, что мы сделали, посвящено Спасению и (срываясь в истерику): СМЕРТИ! СМЕРТИ!СМЕРТИ!
И совсем что-нибудь несообразное: «Гоцманов, Площево, Энерджайзер»! или «Гокко»! или «Польдеры? Газгольдеры!» или просто «Кавабунгааа». Расшифровывайте моё послание, лузерочки.
Пулю в голову заложнице. Тёпленький мозг брызжет на мою правую щеку. Едва без глаза не остался: кусок её височной кости вошел под кожу около переносицы. Ладно. Это уже не моя боль. Надо еще многое успеть. Застрелить эту блондинку с CNN – вы же ее больше всех любили, да? Ну, не повезло. Нет у меня IQ 185 и таких пушистых ресниц. Принимайте каким есть. Вот Он примет. Самое главное: левой ладонью изо всех сил по кнопке чуть выше ремня. Угадываю по отражению, что на уровне двенадцатого этажа за моей спиной из окон рвутся миллионы огненных апельсинов.
Может, ещё удастся отправить свинцовую бандерольку козлу в оранжевом Finn Flair. Жара, а он в свитере припёрся. Убивать таких надо. Но это вряд ли. Как любят говорить журналисты, заработали снайперы. Я специально отказался от пояса со взрывчаткой. Там слишком мало остается от тела. А я хочу чтоб вы меня видели. За деньги смотрели. Как на Бонни и Клайда. Особенно как на Бонни. Как на Бонни особенно.
Завтра про любовь напишу. А послезавтра - про аскорбиновую кислоту, например.